Чем ближе антракт, тем отчётливее понимаешь,
что побег неизбежен.
Не знаю как вам, а мне ужасно неловко уходить со спектаклей в антрактах. Ощущение прескверное. Перед актёрами
Не знаю как вам, а мне ужасно неловко уходить со спектаклей в антрактах. Ощущение прескверное. Перед актёрами
Представляя всё это, пытаешься убедить себя остаться. Но чем ближе антракт, тем отчётливее понимаешь, что побег неизбежен. Сначала ты замечаешь
Чем ближе антракт, тем отчётливее понимаешь,
что побег неизбежен.
Обычно причина банальна – режиссёр заигрывает с публикой и переходит разумные границы. Причём этим грешат очень многие. Даже традиционные театры с классическими постановками. До сих пор помню, как решил продемонстрировать своей дочери гений Гоголя во всём его комедийном блеске и повёл её в театр Маяковского на «Женитьбу» в постановке Арцибашева. Ну, думаю, покажу ей, что такое настоящее искусство. Актёрский состав только укрепил меня в моей уверенности и предвкушении встречи с игрой высочайшей пробы. Справедливости ради надо сказать, что было это до назначения Карбаускиса худруком. Т.е. в самый застой коллектива. Но, с другой стороны, разве размышляет рядовой зритель о таких материях в момент покупки билета? Вряд ли. На афише фамилии Немоляевой, Костолевского и Симоновой. Где ещё встретишь такой букет? Тем более что идёт спектакль почти 10 лет и с неизменными аншлагами.
Началось всё с того, что обожаемая мною Немоляева (одна роль Бланш в «Трамвае желания» чего стоила!), изображая сваху,
Уходили мы из театра в антракте без всякого сожаления. А я так ещё и с досадой на то, что провалилась такая редкая педагогическая возможность приобщить ребёнка к искусству.
Этот случай весьма показателен. Театральная классика в Москве находится в глубоком кризисе. Сложность в том, что ставить её буквально, что называется «в лоб», бесполезно, если ты не Малый театр. Публика не пойдёт. Сто раз уже видели «ревизоров», «бесприданниц» и прочих «чацких» и на сцене, и по телевизору. Современная интерпретация требует известной тонкости, изобретательности и деликатности. Как вы понимаете, требовать от современных режиссёров деликатности можно, но только в случае крайне оптимистического отношения к ним.
Однако это не самая большая проблема. Сколько я себя помню, о драматическом искусстве принято говорить в терминах кризиса в самом широком смысле. Но театр, несмотря на перманентный кризис, движется вперёд, балует нас новыми именами, открытиями и постановками. Так что я назвал бы этот кризис развивающим и не стал бы предаваться излишним паническим настроениям. Более того, изменяя старинной московской привычке поливать всё и вся потоками едкой желчи, я готов оппонировать идее кризиса с аргументами наперевес.
На театральной палитре Москвы представлено всё многообразие жанров, видов и форм театральных организаций. Чтобы не валить их в кучу, позволю себе составить собственную дилетантскую, или, вернее сказать, зрительскую классификацию. Цель её – показать, что везде есть место прекрасному.
Традиционный театр. Упорно ставят классику в непосредственном прямом прочтении и умудряются иметь в этом успех. В некотором роде фундамент, твердыня, незыблемое и вечное «наше всё». Современная критика относится к нему по большей части скептически. Но я придерживаюсь старомодного взгляда. Должно же в Москве быть место, куда можно сходить на Островского в самом первосортном исполнении? И оно есть. Как говорилось ранее, Малый театр, прошу любить и жаловать.
Комедии Гоголя это не пошло на пользу.
Автором было заложено ровно столько иронии, сколько нужно.
Сторонники интерпретации классики. Конечно, сразу приходят на ум громкие провалы последних лет. Всех неудачников роднит одно удивительное свойство: режиссёрское вторжение ограничилось помещением старинного текста в современные декорации. Но, раз уж мы сегодня взялись защищать театр, то не будем об этом долго. Тем более что есть и поразительные удачи. Например, «Много шума из ничего» Шекспира в театре Пушкина в постановке Писарева, самого молодого руководителя среди московских репертуарных театров.
Спектакль – образец высочайшего вкуса и безупречного исполнения. Ни одной претензии к сценографии и декорациям, кстати, недешёвым. Костюмы точны до мелочей. Если это военная форма британского офицера или полицейского, то со всеми положенными аксессуарами, без отсебятины и клоунады. Этакий «Кориолан» в экранизации Райфа Файнса. Отдельной похвалы заслуживает работа с музыкой, что редкость на московской сцене. У нас если не мюзикл, то музыкальная часть в загоне. В некоторых местах вообще создаётся ощущение, что матчасть не менялась со времён перестройки, судя по хрипам, свойственным заезженным магнитофонным лентам. А здесь живая группа на сцене, умело вплетённая в действие. Одним словом, я получил высочайшее эстетическое удовольствие от спектакля. При этом и Шекспир заиграл новыми красками. Режиссёр позволил себе добавить буквально несколько мизансцен, которые прекрасно влились в общий поток событий, чётко продемонстрировав режиссёрскую позицию. А состояла она в уважительном отношении к автору и бережном – к пьесе. Понятно, что реалии повествования безвозвратно устарели. Но смыслы
Коммерческий, развлекательный театр. Не пнёт его только ленивый. Все обвинения, впрочем, об одном и том же. Обменяли музу на длинный доллар и пошли на поводу у масскульта. К счастью, волна антреприз 90−х пошла на убыль в «нулевых», оставив на плаву только самых достойных. Но, боже мой, какие шедевры встречаются в этой среде! Лучший спектакль современной Москвы ставился практически как антреприза и кочевал по разным сценам первые несколько лет, пока не обрёл свой постоянный кров в Театре Наций. Я говорю о «Рассказах Шукшина» постановки латыша Алвиса Херманиса. В главных ролях Евгений Миронов и Чулпан Хаматова, про которых сам Херманис сказал, что работать с ними было как играть на скрипке Страдивари. Несметное количество наград на всевозможных фестивалях и постоянные аншлаги. Ничего более пронзительного я не видел.
В главных ролях Евгений Миронов и Чулпан Хаматова,
про которых сам Херманис сказал, что работать с ними было как играть на скрипке Страдивари.
Далее я бы поместил представителей «новой драмы». Хотя по значимости эта группа, пожалуй, должна идти первой в силу той функции, что она выполняет. Постановка новых пьес на современную тематику, в общем, и есть основная задача театра. Как любой из видов искусства, театр должен отражать дух времени. Гоголем или Островским этого, конечно, не достичь. Здесь я бы обратил внимание на театр «Практика» под управлением Эдуарда Боякова. В театре ново всё. И небольшой зал, дающий ощущение почти физического контакта с актёрами, и короткие спектакли в одно действие без антракта, и даже такой приятный пустячок, как начало в 8, а не в 7 часов вечера, что даёт больше шансов успеть к началу работающему человеку.
И это далеко не всё. Я упомянул только самые крупные и доступные моему досужему пониманию категории. Мне кажется замечательным то, что на московском ландшафте уместились все они, да ещё и прочие, менее массовые формы театральной жизни. Это, между прочим, не так уж обычно. Во многих городах есть заметные акценты
У нашего театрального, впрочем, как и любого другого, многообразия безусловно, есть и побочные эффекты вроде периодически всплывающей на поверхность пошлости и дряни. Но это неизбежно. Таковы правила игры. Главное, чтобы в этом разнообразии не потерялась сама миссия драматического искусства.
Ведь если взглянуть на театр в исторической ретроспективе, то мы увидим следующее. Более 2 тысяч лет театр был одним из самых утончённых искусств. Люди приходили в него для того, чтобы услышать высокий слог, почувствовать изысканную атмосферу, пропитаться духом прекрасного. Театр был классическим искусством, и сложно было представить его облачённым в скромные одежды. XX век безвозвратно сломал эту традицию. Нынче в моде простой народный язык, зачастую нецензурный. Сценические одежды не просто скромны, а иногда и отсутствуют. Не сочтите за ханжество, я вовсе не против прекрасных обнажённых тел. Но речь идёт об уместности и творческой оправданности. А современным режиссёрам свойственно
Но, несмотря на все различия, у классического и современного театра одна и та же задача. Воспитывать зрителя, развивать его внутренний мир, учить видеть то, что скрывается от нашего взгляда. Не просто развлекать душу, но делать её прекраснее. Особенно в такие трудные для духовности времена, как сейчас. За развлечением без нагрузки для мозга зритель идёт в кино или вообще остаётся дома у телевизора. В театр человек приходит за новым эмоциональным переживанием. Глубоким по силе и светлым по сути. И здесь у режиссёра есть 2–3 часа, когда он может творить с нервной системой зрителя что угодно. Он может заставить его плакать от горя, смеяться от счастья. Единственное, на что он не имеет права, так это лезть в душу грязными руками.
Справляется ли современный театр с этой задачей? Скорее да, чем нет. Но до совершенства ещё ох как далеко. Может быть, это и не так страшно? Ведь, по данным опросов общественного мнения, ходят в театр всего лишь 7% от взрослого населения страны.
Ещё как страшно. Потому что за этой, на первый взгляд, небольшой цифрой скрывается самая развитая часть населения. К тому же, если отбросить тех, у кого просто нет возможности посещать театры (селяне и жители малых городов), то цифра уже вырастет раза в 3. Т.е. каждый пятый горожанин время от времени ходит в театр. Ещё более убедительна статистика по молодёжи. Хотя их всего 6% среди сверстников, но они резко выделяются из общей массы. Молодые театралы всегда более развиты в духовном и творческом отношении, более инициативны и занимают более активную жизненную позицию. В некотором смысле аудитория театра – это соль земли русской. Так что ответственность перед этими людьми должна чувствоваться художниками ещё более остро. Это слишком далеко от той ситуации, которая в последнее время обозначается отвратительной формулировкой «пипл хавает».
Чтобы закончить на положительной ноте, а для этого есть все основания, можно с уверенностью заявить, что, несмотря на сложности и проблемы, русский театр всё же жив и неплохо себя чувствует. Особенно в сравнении, например, с отечественным кино, которое катастрофически деградировало за последние 10–15 лет.
Нынче в моде простой народный язык, зачастую нецензурный.
Сценические одежды не просто скромны, а иногда и отсутствуют.
Что спасло театр? То, что в него ходят всего 7% населения. Т.е. то, что его чуть не погубило. Прямо по Ницше, «что не убивает нас, делает нас сильнее».
Обратная ситуация с кино. Массовость и отсутствие конкуренции качества превратили отечественное кино в низкопробный комбикорм. Правда, к этим факторам добавилась ещё и высокая капиталоёмкость производства. Хотя сейчас масштабные костюмные спектакли могут вполне тянуть на стоимость среднебюджетного полнометражного фильма. Тем не менее в отличие от деятелей киноиндустрии театральные руководители редко жалуются на бедственное положение театра. Может быть потому, что творец, ограниченный в способах выражения, достигает беспредельных высот художественной мысли?
Вот вам и парадокс. Доступ к широкой аудитории и тем более успех у неё вреден. Он неизбежно опошляет и огрубляет. Стало быть, надо забыть о коммерческой составляющей? Немногие из театров могут себе это позволить.
По законам биологии популяция сохраняет только те признаки, которые нужны ей для расширения. Остальное отмирает. Так,
Александр Костюк,
медиаконсультант
Быстрые платежки, мгновенный вывод на карту МИР, бонусы на день рождения, кэшбэк, турниры и многое другое! Все это ты найдешь на официальном сайте казино Вавада! Переходи по ссылке и получи бонус на первый депозит!