Евгения Шерменева: «Нужны театры с собственным “выражением лица”»

Словосочетание «департамент культуры» невольно будит ассоциации с известным фильмом «Забытая мелодия для флейты», где, помимо прочего, были прекрасно показаны методы «руководства» культурной жизнью в советское время. Понятно, что сейчас всё совсем не так, как прежде. Но – как? Об этом и о том, какие проблемы сегодня беспокоят театральную общественность столицы, рассказывает заместитель руководителя Департамента культуры города Москвы Евгения Шерменева.

– Департамент городского правительства – всё-таки управляющая структура. Чем и как он, собственно, управляет?

– Сегодня государство в лице города выступает в качестве учредителя многих московских учреждений культуры и несёт ответственность за расходование бюджетных средств.

Для того чтобы следить за их правильным расходованием и за соответствием этих расходов государственной политике в области культуры, и существует Департамент культуры города Москвы.

Мы осуществляем и кадровую политику. С руководителями организаций заключены договоры, и в этих договорах прописана ссылка на статью 278 Трудового кодекса, по которой учредитель имеет право без объяснения причины расторгнуть договор с руководителем. Руководитель, подписывая договор с учредителем, понимает степень своей ответственности. Понимает те возможности и те права, которые у него есть в организации – в учреждении культуры, куда он назначен. А также ответственность, которую он несёт перед государством. Если он не справляется по тем или иным причинам, учредитель имеет право расторгнуть договор.

– И уже никакой «идеологии»?

– Совершенно никакой. Вернее, в качестве таковой могут выступать экономическая эффективность и зрительский интерес.

– Поговорим о московских театрах. Кстати, сколько их сегодня в городе?

– В нашем ведении – 88. Кроме того, в Москве 12 федеральных театров, один (Театр Российской Армии) – в ведении Министерства обороны. Также довольно много частных театральных компаний. Но мы должны понимать, что частные театральные компании – это не только коммерческие антрепризы. Часто это некоммерческие организации, которые просто реализуют свою деятельность в области театра.

– Это то, что раньше называли «художественной самодеятельностью»?

– Нет, там работает очень много профессионалов. Дело в том, что та система штатных расписаний, которая существует в московских театрах, тормозит процесс обновления трупп. Поэтому многие молодые актёры сейчас работают именно в негосударственных учреждениях культуры: это некоммерческие партнёрства, некоммерческие организации, автономные некоммерческие организации.

– Вы как-то им помогаете?

– Мы стараемся это делать. К сожалению, сейчас у нас нет иных механизмов, кроме участия в творческих конкурсах – в системе конкурсного отбора заявок.

У нас существует проект «Открытая сцена»: мы выделяем 25 млн рублей в год на поддержку отдельных проектов в области театрального и музыкального искусства.

Начиная с 2012 года мы привлекаем такие организации для участия в общегородских мероприятиях.

– Там они могут заработать какие-то деньги?

– Да. У нас молодые ребята делали проекты, перфомансы в рамках «Ночи музеев», Дня города, «Театр.doc», который является автономной некоммерческой организацией, в этом году вместе с нами и с Департаментом образования реализует большой проект ««Шедевры классики для школьников».

Они вместе со школьниками изучают классические произведения литературы, используя репетиционные методы: читки произведения, актёрские разборы и т.д., чтобы школьникам вернуть интерес к литературе, а также и к театру, конечно.

– По каким критериям оценивается работа театра?

– Они очень просты на самом деле. Это востребованность у разных категорий зрителей, которые покупают билеты и приходят на спектакли, голосуя, как говорится, рублём.

Второй критерий оценки – это успешность в профессиональном поле. Мы говорим о признании критики, признании профессиональных партнёров (приглашения на фестивали, на гастроли). Неинтересные театры на гастроли не позовут.

Кроме того, сейчас мне часто говорят: «Хорошо театру “Современник”, театру “Ленком” – у них спонсоры есть». Но ведь и бизнес-партнёры тоже интересуются именно успешными театрами.

Мы можем говорить об успешности театра и на «локальном» уровне. Когда, например, театр выполняет социальную функцию. Вот Новый драматический театр, например, который находится у платформы «Лосиноостровская» и был построен специально для молодёжи в 1970−е годы, сегодня находится в очень трудной ситуации. Из-за своего месторасположения. Но он обслуживает зрителей своего района, которым бывает трудно, просто некогда выбраться куда-то в другое место. Поэтому мы не можем его оценивать так же, как оцениваем театр «Ленком», который находится в центре города.

Но при этом зал заполняется, там хорошие спектакли, которые востребованы, их нередко приглашают на гастроли. Конечно, у них нет таких сборов, как в других театрах, просто в силу того, что они не могут себе позволить дорогие билеты.

– Кстати, цену на билеты назначает театр?

– Да, цена на билеты – это ответственность театра. Регулируется театром. Но вы понимаете, что выручка, которая поступает за счёт реализации билетов, участия в фестивалях, любые другие внебюджетные доходы направляются на развитие театра. Может быть сделана дополнительно новая постановка или они могут поехать на гастроли туда, где им интересно (необязательно туда, куда их напрямую зовут).

Эти деньги могут быть потрачены на реконструкцию. Театр «Ленком», например, провёл полную реставрацию своего здания за счёт собственных средств.

Многие театры жалуются: «нам не дают деньги на ремонт». Но можно заработать на ремонт. Театр им. Маяковского, в котором сейчас появился новый директор, в этом году за свой счёт устранил массу претензий от московской жилинспекции по состоянию здания. Потому что это надо было сделать быстро и в срок. С учётом проведения конкурсов и торгов, если бы они этого не сделали за собственные средства, они бы должны были это всё проводить довольно долго.

– Многие московские театры имеют сегодня спонсоров в лице предпринимательских структур?

– Отношения с бизнесом у театров разные. Речь необязательно идёт о спонсорстве. Например, на спектакли Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко выделяется целевое финансирование на постановку от бизнес-партнёров. Это не совсем спонсорские средства. Там договор на целевое финансирование новой постановки – это документ, который далеко не каждый решится подписать. Это договор на 50 страницах, где очень подробно регламентировано использование целевых средств, с невероятно строгой отчётностью по каждой копейке. Просто надо понимать, что с бизнесом работать не намного легче, чем с государством. Бизнес за свои деньги, в общем, желает получить определённый результат.

Если мы говорим о Театре Фоменко, у которого выстроены долгосрочные отношения со многими бизнес-партнёрами, мы говорим о том, что директор театра понимает, как работать с этими людьми, умеет говорить с ними на одном языке. Когда речь идёт о театре «Ленком», у которого тоже много бизнес-партнёров, то здесь существует тандем: художественный руководитель, который пользуется бесконечной любовью многих людей, и директор театра, который умеет выстраивать отношения с бизнесом. Свою систему этих отношений сегодня пытаются выстроить театр им. Маяковского, театр им. Пушкина, театр им. Ермоловой.

Театр «Практика» был создан во многом благодаря бизнесу. Он существует за счёт городского бюджета сейчас, но многие проекты поддержаны предпринимателями, потому что руководитель театра «Практика» умеет выстраивать отношения с бизнесом.

  

В театрах сегодня, к сожалению, мало директоров-менеджеров. Поэтому наш департамент нередко даже не рекомендует, а назначает таких людей руководить театрами.

Например, недавно произошла смена руководства в Московском Театре кукол. В течение последних 15 лет этот театр было не слышно и не видно. Притом что в России кукольные театры в рамках «Золотой маски» постоянно «выстреливают» какими-то интересными спектаклями. Из года в год! То из Иркутска привозят, то из Екатеринбурга, то из Петербурга. Так или иначе в России существует очень интересный кукольный театр. Он востребован.

А в Москве главный московский Театр кукол был вообще никому не известен.

Сейчас на должность директора пришёл талантливый человек, который умеет работать с бизнесом, да и мы помогли с ремонтом. Театр преобразился, стал настоящим современным культурным центром. Другие ощущения! Они открыли творческие мастерские для детей, пригласили лауреатов премии «Золотая маска» на постановки, поменяли труппу, потому что многие актёры элементарно не умели работать с куклами. Атмосфера другая стала.

– Законы, какие-то нормативные документы не мешают работать? Правовое поле, в котором сегодня функционируют театры, отвечает требованиям времени?

– В этом плане проблемы есть. Сейчас все законы, которые действуют в области финансирования и контроля за расходованием бюджетных средств, направлены на то, чтобы контролировать их расходование, но не контролировать результат. Я имею в виду прежде всего известный 94−й федеральный закон.

Например, театр собирается выезжать на зарубежные гастроли. Это очень сложный процесс, с массой специфических, именно «театральных» нюансов, связанных с перевозкой реквизита, оформлением таможенных документов… Сделать это сегодня в Москве способны, наверное, две-три компании. Они известны. Но совсем не факт, что именно одна из них выйдет победителем конкурса. Возможно, кто-то предложит более низкую цену. И – не справится. В результате срыв гастролей, огромные убытки. Мы не защищены от недобросовестных исполнителей.

То же самое – ремонтные работы. Сейчас театры приспосабливаются… Начинают объявлять конкурсы с невыплатой авансов, чтобы отсечь людей, которые не могут исполнить контракт, чтобы заведомо пришли исполнители, у которых есть собственная база, собственные средства для первоначального исполнения работ.

– Сейчас в некоторых театрах возникают конфликты в связи с желанием их руководителей перевести актёров труппы на срочные договора. Чуть ли не забастовки проходят. Это действительно серьёзная проблема?

– Да, проблема есть. Но её нельзя решить на уровне города. Нужны изменения в КЗОТ. Сейчас подготовлены поправки в трудовое законодательство Российской Федерации, касающиеся не переаттестации, а отборов на конкурсной системе творческих работников раз в 5 лет. Они уже внесены Министерством культуры в Государственную Думу.

– Внесены – не значит, что приняты. Времени может пройти немало.

– В принципе сейчас многое зависит от руководителя театра. Он может, собрав волю в кулак, перевести всех своих сотрудников на срочные договора. Но сделать это трудно, конечно. Это дело добровольное. Есть примеры того, что художественным руководителям это удавалось. К сожалению, многие актёры просто не понимают, что такой договор – это взаимная ответственность и взаимные права. Если с актёром будет заключён договор, предположим, на 5 лет, тогда режиссёр тоже ответственен перед этим актёром, он должен предлагать ему роли. Режиссёр и художественный руководитель несут ответственность в этой ситуации за актёра.

В этом договоре могут быть прописаны отношения актёра и организации, если актёр уезжает на съёмки. На сегодняшний день это же только взаимная договорённость.

На самом деле, выстраивание правильных профессиональных отношений защищает актёра не меньше, чем режиссёра в этой ситуации. Сейчас на бессрочных договорах – полная безответственность, абсолютная, и главное, худрук никому ничего не должен, в общем, кроме как платить зарплату вовремя – причём зарплату, которая выделена бюджетом.

– Что нужно сегодня в первую очередь сделать для развития театров, к чему стремиться?

– Во-первых, в идеале, конечно, хотелось бы, чтобы руководителем каждого московского театра был человек, который понимает, как работать.

Человек, который берёт на себя ответственность. Человек, который организует свою деятельность самостоятельно. Человек, который привлекает внебюджетные источники финансирования, который умеет работать с аудиторией, который умеет выстраивать маркетинговую политику своего театра. И при этом он должен заботиться о людях, которые работают у него в театре – не на словах, а на деле. Это очень важно, но таких людей очень мало на сегодняшний день. Наша задача их найти, воспитать, научить.

Нужно, чтобы каждый театр сам для себя определил свою стратегию развития: для кого он работает. Потому что говорить о том, что «мы занимаемся театральным искусством» – это не сказать ничего. Вы для какой аудитории работаете? Театров в Москве много, но лишь у небольшой их части есть действительно «своё лицо» – яркое, запоминающееся.

Мы понимаем, что мы говорим о молодёжной аудитории, которая абсолютно открыта визуальному искусству. Они ходят на выставки, они ходят на какие-то видеоинсталляции, они ходят в кино. Они абсолютно точно посвящены в современные течения в архитектуре, в дизайне, ещё в чём-то – им это интересно, это другая степень вовлечённости. Она больше созерцательная, чем сопереживательная, тем не менее она им понятна и интересна. В этом отношении визуальное искусство абсолютно продвинулось. С театром сложнее.

Надо понимать, что эти люди, которым от 20 до 30, – это люди, у которых родятся дети, и эти дети составят следующее поколение театральных зрителей. Если их родители не ходят в театр, значит, у нас будет через 5 лет полный провал с аудиторией. Уйдёт то поколение, которое привыкло ходить в театр, а нового мы не создали.

Сейчас много пишут писем о том, что «нам не нужно современное искусство в театре, верните репертуарный русский классический театр». Это заблуждение! Его никто не выгоняет. Образцы, которые делает, например, Карбаускис. Его спектакль, который он сделал, «Таланты и поклонники», – это классический русский репертуарный театр. Роли практически выходные у артистов… Они все там «купаются» в тексте. При этом очень аккуратная, близкая к современной, трактовка костюмов и оформления.

Задача одна: сохранить то, что есть, и дать возможность развиваться тому, чему не давали развиваться. Но сохранить не всё, что есть, а сохранить лучшее.

Нам нужны общедоступные театры «с собственным выражением лица». Театры для зрителя, самого разного. ПР